Первое, на что обращаешь внимание при знакомстве — ясные голубые глаза. Когда беседуешь с Ольгой, сразу понимаешь, слушать её можно часами — настолько увлекают невероятные истории и чувство юмора. В интервью Ольга рассказала о сложностях профессии и поделилась своим пониманием «независимой журналистики».

Ольга, как долго вы в журналистике?

Я начала работать ещё в 13 лет в краевой юношеской газете «Прибой». Через три года будет 30 лет, как я в журналистике.

Почему журналистика?

Очень просто. Ещё в школе я поняла, что не умею практически ничего. Математику, химию, физику и биологию учить мне было лень. Английский — тоже. Лень было учить всё, кроме истории.
И я всегда много читала. Как следствие — я неплохо писала сочинения. И почему-то все испытывали непреодолимое желание рассказывать мне о своих проблемах и о своей жизни.
Когда мне было 13 лет, к нам в класс пришла новенькая. Мы начали общаться. Оказалось, что эта девочка пишет как раз в эту детско-юношескую газету «Прибой». Я такая: «Оп, мне тоже интерес-но». Так я и пришла в профессию, если говорить про самое начало.

Есть ли темы, которые даются вам сложнее?

В какой-то момент я поняла, что терпеть не могу писать про социалку. Я не испытываю кайфа, когда рассказываю про какие-то сложные социальные случаи. Во-первых, я всё пропускаю через себя, мне потом физически от этого больно. Сколько бы я ни работала, сколько бы ни сталкивалась, я не могу отрастить необходимую броню цинизма, которая должна быть у журналиста, как ни грустно, как и у медика, как и у психолога. Как у любого человека, который сталкивается с человеческими страданиями, судьбами. Каждая тяжëлая история даëтся мне нервными срывами, слезами, отчаянием и болью от того, что я не могу ничего изменить. Я понимаю, что напишу, и как бы шикарно я это ни сделала, сколько бы я души в это ни вложила, по сути, это кардинально не изменит ситуацию. Я не золотая рыбка и не смогу, возможно, оправдать ожиданий тех людей, которые обратились ко мне для того, чтобы решить проблему.

Какие мифы о журналистике вам встречались?

Существует огромное количество мифов о журналистике. Если говорить откровенно, независимой журналистики не существует, как бы нам ни хотелось обратного. Нам каждому хочется говорить о том, что мы пишем то, что сами считаем нужным.  Но, извините, тут на передний план выходит коммерческий интерес. Когда нам приводят в пример американскую журналистику, как объективную и независимую, давайте посмотрим, кто владелец одной, кто владелец второй и третьей? И в каком контексте выстраивается у них вещание, как идëт их риторика? Когда мы пишем огромные тексты  в поддержку того, кого нельзя называть в нынешней публичной плоскости, являемся мы пропагандистами? Ну, откровенно говоря, являемся, но только уже этой точки зрения. Почему мы можем говорить о том, что вот эта точка зрения рукопожатная и правильная, а те люди, которые разделяют еë — априори белые и пушистые, а все остальные — нет? Не может быть в жизни крайностей, как и не может быть крайностей в профессии. Всегда есть полутона, которые фактически определяют и жизнь, и профессию.

Ольга, как приходите в себя, если случается выгорание, серьëзная усталость?

У меня сейчас как раз такой момент, когда я уже второй месяц сплю по три часа в сутки.  
У меня нет какого-то рецепта, что я пришла, налила ванну с ароматическими маслами, взяла бокал вина, книжку, залезла туда и через два часа я такой огурчик. Нифига. Это всегда какой-то комплекс индивидуальных решений в сложившейся ситуации. Иногда хватает просто поспать или вырваться из города на прогулку. Перечитываю книги, которые я читала уже 250 тысяч раз. У меня очень непредсказуемая жизнь и такой же рабочий график, поэтому, открывая уже прочитанную книгу, я защищена от неожиданностей. У меня герои посреди произведения не встанут, условно, тот же самый Гамлет, и не скажут: «А что я какую-то непонятную драму разыгрываю? Мать, живи, с кем хочешь, а я возьму Офелию и пойду пиво в таверне пить». Если такое когда-нибудь произойдëт, то я тогда, наверное, поеду в дурку.

Что вас может сделать счастливой?

Миллиард долларов. Но, на самом деле, всё очень сиюминутно. Например, сейчас, чтобы почувствовать себя счастливой, мне нужно три дня без работы, без звонков, входящих задач и без теле-фона. Если брать в более глобальном моменте, то сейчас открою страшную тайну: я ненавижу работать, серьëзно. Но, гадство, за работу платят деньги, а они позволяют чувствовать себя уверенно и выстраивать жизнь комфортно. Ну и, конечно, я хочу домик на берегу моря, желательного тëплого.

Красота для вас — это про что?

В наше время, мне кажется, нет какого-то единого стандарта красоты. Мне, кстати, с этим очень не повезло. Моя юность пришлась на торжество героинового шика, воплощением которого была Кейт Мосс. А я абсолютно не формат. Посмотришь на Кейт Мосс, а потом на себя в зеркало и думаешь: «Ну почему я не родилась в 50-е, когда такой тип внешности был в моде?». А вообще, мне кажется, самый главный секрет здесь — наверное, самоощущение человека.

Ясно, что юмор и самоирония — ваши сильные качества. А какие ещё?

Работоспособность. Бессмертный пони — это про меня. Я работаю всегда: если у меня есть телефон с доступом в интернет, буду работать. Если меня оставить на необитаемом острове, я буду жечь костры и передавать информацию сигнальными кострами.