Наш telegram-канал: https://t.me/kompanpavel

Алексей Филатов

Писать для того, чтобы писать — это совершенно другое. Тут сам процесс приносит наслаждение. Нужно только не врать во время этого процесса. Это тонкая грань. Если нарисовал ерунду, так и скажи, что это ерунда. Это просто упражнение. Но если ты ерунду выдаёшь за что-то серьёзное, то вот здесь враньё и начинается. Я просто хотел бы остаться самим собой, не зная, что последует дальше: одиночество или признание. В любом случае,
я бы хотел остаться самим собой: просто не врать себе, не мучиться совестью в творческом плане.

— Алексей Филатов для Владивостока имя достаточно громкое, особенно после того, как запретили выставку.

Денег только за громкое имя не платят.

— А как же утверждение, что художник должен быть голодным?

Тот, кто это сказал, пусть к себе его применит.

— Это вряд ли, разве что на том свете.

Я знаю, конечно же. Но ведь это крайне несправедливо! Есть масса хороших, гениальных художников, которые и успешные, и богатые. Я не считаю, что деньги — зло. Существует устойчивый стереотип о том, что художник — обязательно какой-то идиот из трущоб без денег. Я бы очень хотел изменить такое восприятие как художников в целом, так и самого себя. Хотя фраза про отсутствие денег для меня пока крайне актуальна.

— Не возникает соблазна поменять стиль творчества, тематику картин в частности?

Вообще никакого соблазна менять стиль нет, он соответствует моему мироощущению. Я стараюсь быть искренним, и на картинах отражено то, что меня волнует, во-первых. А, во-вторых, я, откровенно говоря, не нацелен на «толпу», которая будет скупать мои картины как пирожки. Такая массовость вообще к искусству не имеет никакого отношения. Конечно, оговорюсь, если мы не говорим о принтах и календарях.

— Что-то мне подсказывает, что Уорхол и Дали были бы с вами не согласны.

Я же говорю, если это не принты и не календарики. И Уорхол, кстати, создал огромное количество первых. Он же печатал на ткани многое, у него и фабрика своя была. Мне кажется, что те вещи, которые я делаю сейчас, достаточно современны и понятны людям, которые творят и живут в нашем времени. Но общественное мнение формируется из многих факторов, в том числе из мнений и высказываний авторитетных, при званиях, при чинах и так далее. Вот их мнение меня не интересует. Поэтому общественное мнение пока тоже мимо кассы, что называется.

— А вам не кажется, что это такая удобная, эстетствующая позиция?

Условно, «я гений, но непризнанный, поэтому могу гордо удалиться». Я же надеюсь, гений здесь употребляется в кавычках? Некий опосредованный персонаж? Хотя, если кто-то говорит, что я гений, ну и пусть говорит. Просто знаю, сколько «плачу» за своё право творить, чего из-за этого моего выбора лишена семья. Я сейчас не жалуюсь, совсем, никому не отдам свой путь. Это моя цена, которую я сам решил
заплатить. И именно поэтому я не думаю, что стою на позиции отстранённости, найдя некую удобную нишу. Нет. Я работаю, хочу обратной связи, коррекции, каких-то высказываний объективных о моих картинах. Но только не такого типа: «Ой, это черепа, смерть, сатанизм». Это самое примитивное, что приходит в голову, когда смотришь на мои картинки. Но ты поднимись на уровень выше, подумай, почему так?!. Мне зачастую хочется спросить: «Ты ничего не видишь здесь?» По сути, если у человека нет абстрактного мышления, то может ли он вообще считаться человеком? Для меня это серьёзный вопрос. Если человек не может абстрагироваться и принять какие-то символы или образы, то мне неинтересно с ним. Есть люди, с которыми можно поразмышлять, которые понимают язык

символов, могут абстрагироваться — вот с ними интересно, и я открыт для таких людей. Не думаю, что это такая воинствующая позиция гения, типа «отстаньте и не прикасайтесь». Нет, нормально всё. Я живу. Я хочу жить.

— И желательно с достатком.

Да.

— Так или иначе любой художник может выразить основную тему своего творчества. Какова она у вас?

У меня нет чётко сформулированной концепции или цели, может быть, это недостаток. Часто бывает так, когда речь идёт о выставке или о каком-то проекте, люди спрашивают: «Какая твоя концепция, что ты хочешь сказать?» А я просто рисую, мне нравится процесс. Так получилось, что я довольно длительное время не занимался творчеством в той мере, как хотел бы. И потом, когда произошло определённое освобождение, моё внутреннее,— я не смог оторваться от того, что я рисую, хочу ВСЁ нарисовать. В этом есть недостаток, какое-то мальчишество, детский сад, какой-то. Ну, нет у меня чётко выраженной концепции творчества. По большому счёту, я бы просто хотел, чтобы люди рисовали, а не воевали, ну и так далее.

— Творчество — это потребность?

Да. Я не могу без этого жить.

— А можно ли врать в живописи?

Вообще, легко. Например, вчера я разговаривал с одним человеком, и он говорит: «Ну, вот я выставил портреты, ну и пейзажи тоже, потому что они нравятся женщинам и бабушкам. Ну как без этого?» Это достаточно взрослый человек, а я ещё не до такой степени вырос, чтобы наставлять семидесятилетних мужчин. Я ничего не сказал ему, но для себя подумал, что такого будущего не хочу: ни в ко-

ем случае не хочу выставлять работы только ради женщин и бабушек. Да и выставлять ради того, чтобы просто выставлять, тоже не хочу. Писать для того, чтобы писать — это совершенно другое. Тут сам процесс приносит наслаждение. Нужно только не врать во время этого процесса. Это тонкая грань. Если нарисовал ерунду, так и скажи, что это ерунда. Это просто упражнение. Но если ты ерунду выдаёшь за что-то серьёзное, то вот здесь враньё и начинается. Я просто хотел бы остаться самим собой, не зная, что последует дальше: одиночество или признание. В любом случае, я бы хотел остаться самим собой: просто не врать себе, не мучиться совестью в творческом плане. Непризнание? Я живу в непризнании, мне даже уже комфортно становится.

— А кто ваш зритель?

Скажу по факту. Очень сильно порадовало открытие моей последней выставки. Средний возраст посетителей выставки был где-то 25–30 лет. Мне это так понравилось! Вот это моя аудитория, я на них направлен, на тех, кто мыслит по-современному, кто выражает свои мысли современными понятиями, современным языком говорит.

— А искусство мстит?

У меня с ним иные отношения. Никогда не думаю — за что меня так? Я не одушевляю искусство. Для меня это не женщина, которой я поклоняюсь, не муза, которую жду. Просто это профессия и способ что-то сказать людям. У меня есть, что сказать, и я хочу сказать. Мои средства выражения — кисточки и холст. А для того, чтобы что-то достичь в своей профессии, что-то донести до людей, нужно каждый день работать, нравится тебе или нет. Я рисую, когда мне хочется и не хочется, когда мне плохо и когда мне хорошо. Просто каждый день работаю. Рисовать — это и есть моя работа. Я не уверен, что искусство мстительное, по крайней мере, для меня. У меня другие отношения с ним.